Исходный текст
(1)Я тонул. (2)На берегу стоял отец, сухонький, жилистый, белотелый, и смеялся. (3)Он уговаривал меня вместе прыгнуть с обрыва, а потом поднял меня и швырнул в омут. (4)Я не ожидал такого предательства, я кричал, захлебывался, колотил руками, ногами и плакал. (5)Обида и злость ошпарили меня. (6)Страх прочно отпечатал омут в моей памяти. (7)Закрыв глаза, я могу рассматривать его. (8)По нынешней, взрослой мерке обрыв невысок, это травянистый уступ, крутость, подмытая снизу, скрепленная корнями полегшей ивы. (9)Сам омут тоже шириной три-четыре хороших гребка, река отдыхала в этой размоине, берега тут чуть расступились, особенно другой берег, низкий и глинистый. (10)...Я тонул. (11)Я чувствовал, что отец не двинется с места. (12)Все на берегу смеялись, наверное, я был нелеп с выпученными от ужаса глазами, отчаянно бьющий руками по воде. (13)Если бы я действительно тонул, меня сразу бы вытащили, поэтому-то мой ужас и был смешон. (14)А я ничего не соображал, я ненавидел их всех, и больше всего отца, и бил по воде, задыхаясь, теряя голос. (15)И тут вдруг я почувствовал, что плыву. (16)Ощущение это было незнакомо, но я понял, что не касаюсь дна. (17)Я плыву, плыву! (18)Вода не тянула меня в свою коричневую глубь, а держала, поддерживала меня снизу, как до этого широкая отцовская ладонь. (19)Тело осознало это раньше разума, плавучесть появилась как бы толчком, вошла раз и навсегда, я ощутил её как новое своё умение, даже не умение, а качество, неотъемлемое, как способность ходить. (20)Потом годами я учился плавать стильно, на время, изучая в бассейне разные тонкости, но плавучесть, она пришла тогда, плотное тело воды стало дружеским и больше не внушало страха. (21)Когда я вылез, отец подхватил меня, всхлипывающего, на руки, прижал и сказал: «Молодец, теперь поплывешь». (22)Руки его дрожали, он продолжал смеяться. (23)Я понял, что смеялся он не надо мною, а от радости, он раньше меня увидел, что я плыву. (24)Если б не это, не веснушчатые дрожащие его руки, то ненависть, гнев, отвращение к предательству остались бы во мне травмой, и как знать, что вырастает из детских ран. (25)«Ничем я тебе больше не могу помочь, сынок», – сказал он. (26)На самом деле он сказал это через несколько лет по другому поводу, но почему-то потом все это слилось, соединилось в тот день. (27)С тех пор, заплывая далеко в море, даже в волну, я не боялся воды. (28)Любовь к плаванию выручила меня в войну на Лужской переправе, когда пришлось всю ночь провести в воде. (29)Могли ранить, убить, но утонуть я не мог. (30)Что-то отцовское было для меня в воде, в самые трудные минуты вода напоминала об этом словно отцовским прикосновением. (31)И помнится все это прежде всего потому, что отец определил этот момент моей жизни. (32)Почему он в других случаях не делал этого? (33)Никто не учит родителей, как «работать» родителями. (34)Самая ответственная из всех работ, а делает ее кто как может, руководствуясь лишь опасными советами любви. (35)То, что было на омуте, никак не причислишь к таким нравственным воспоминаниям. (36)Действие это было практическое, и отец учил меня чисто деловому, нужному для жизни, как учат все отцы. (37)Однако в этом воспоминании есть какое-то тепло, нужное для души. (38)Возможно, оттого, что я сумел сам увидеть ту отцовскую любовь к себе, которую он никогда не высказывал вслух. *Гранин Даниил Александрович (род. в 1919, наст. фамилия Герман) – современный русский писатель. Для произведений Гранина характерны реализм и поэзия научно-технического творчества, публицистичность и сдержанная языковая энергия письма в сочетании с постоянным утверждением «внеутилитарного» и именно потому одновременно «доброго» и «прекрасного» отношения к человеку, его труду и созданному им искусству. Живет и работает в Санкт-Петербурге.
Можно ли через кажущуюся жестокость испытать истинную любовь? Даниил Гранин в данном отрывке поднимает проблему сложной природы отцовского воспитания, когда действия, на первый взгляд предательские, являются не чем иным, как своеобразным уроком выживания и внутреннего роста. Автор рассказывает историю, в которой отец, казавшийся сначала холодным и безжалостным, подвергает сына опасной проверке. В первой части текста отец уговаривает вместе прыгнуть с обрыва и швыряет его в омут, что вызывает у ребенка шок, крики и отчаяние. Эта сцена вызывает у него чувство предательства и боль, однако именно в этот момент закладывается фундамент будущей жизненной устойчивости.
Позже происходит важный поворот: после того, как мальчик, испытывая страх и боль, внезапно начинает плыть, он осознает, что вода, подобно отцовской ладони, поддерживает его. Здесь жестокость сменяется заботой – опасный момент превращается в возможность приобрести новую способность, стать сильнее и научиться справляться с трудностями. Таким образом, автор показывает, что даже болезненные испытания, сопровождающиеся первичным страхом, могут привести к положительным переменам в жизни, если в их основе стоит глубоко личная и практическая любовь родителя.
Лично я поддерживаю позицию автора. Из моего опыта и впечатлений от чтения русской литературы видно, что подобные испытания способны закалять характер. Например, в романе Льва Толстого "Война и мир" Андрей Болконский, столкнувшись с суровыми реалиями войны, преодолевает внутренние страхи и обретает новую силу, что становится решающим этапом его духовного роста. Таким образом, как и в описанном Граниным случае, испытания – пусть и болезненные – являются необходимой ступенью для формирования зрелой и устойчивой личности.