Исходный текст
(1)Мир вокруг нас меняется. (2)И язык, который существует в меняющемся мире, меняется сам, перестаёт выполнять свою функцию. (3)Мы не сможем говорить на нем об этом мире, потому что у нас просто не хватит слов. (4)И не так уж важно, идёт ли речь о домовых сычах, новых технологиях или новых политических и экономических реалиях. (5)Объективно всё правильно, язык должен меняться, и он меняется. (6)Более того, запаздывание изменений приносит людям значительное неудобство, но и очень быстрые изменения могут мешать и раздражать. (7)Что же конкретно мешает мне и раздражает меня? (8)Не люблю, когда я не понимаю отдельных слов в тексте или в чьей-то речи. (9)Даже если я понимаю, что это слово из английского языка, и могу вспомнить, что оно там значит, меня это раздражает. (10)Позавчера я споткнулся на стритрейсерах, вчера — на трендсеттерах, сегодня — на дауншифтерах, и я точно знаю, что завтра будет только хуже. (11)К заимствованиям быстро привыкаешь, и уже сейчас трудно представить себе русский язык без слова «компьютер» или даже без слова «пиар» (хотя многие его и недолюбливают). (12)Я, например, давно привык к слову «менеджер», но вот никак не могу разобраться во всех этих «сейлз-менеджерах», «аккаунт-менеджерах» и им подобных. (13)Я понимаю, что без «специалиста по недвижимости» или «специалиста по порождению идей» не обойтись, но ужасно раздражает, что одновременно существуют «риэлтор», «риелтор», «риэлтер» и «риелтер», а также «криэйтор», «криейтор» и «креатор». (14)А лингвисты при этом либо просто не успевают советовать, либо дают взаимоисключающие рекомендации. (15)Когда-то я с лёгкой иронией относился к эмигрантам, приезжающим в Россию и не понимающим некоторых важных слов, того же «пиара», скажем. (16)И вот теперь я сам, даже никуда не уезжая, обнаружил, что некоторые слова я не то чтобы совсем не понимаю, но понимаю их только потому, что знаю иностранные языки, прежде всего английский. (17)Мне, например, стало трудно читать спортивные газеты (почему-то спортивные журналисты особенно не любят переводить с английского на русский, а предпочитают сразу заимствовать). (18)В репортажах о боксе появились загадочные «панчеры» и «круэеры»; в репортажах о футболе — «дерби», «монегаски» и «манкунианцы». (19)Да что говорить, я перестал понимать, о каких видах спорта идёт речь! (20)Я не знал, что такое кёрлинг, кайтинг или банджи-джампинг (теперь знаю). (21)Окончательно добил меня хоккейный репортаж, в котором было сказано о канадском хоккеисте, забившем гол и сделавшем две «ассистенции». (22)Поняв, что речь идёт о голевых пасах (или передачах), я, во-первых, поразился возможностям языка, а во-вторых, разозлился на журналиста, которому то ли лень было перевести слово, то ли, как говорится, «западло». (23)Потом я, правда, сообразил, что был не вполне прав не только по отношению к эмигрантам, но и к спортивному журналисту. (24)Ведь глагол «ассистировать» (в значении «делать голевой пас»), да и слово «ассистент» в соответствующем значении уже стали частью русской спортивной терминологии. (25)Так чем хуже «ассистенция»? (26)Но правды ради должен сказать, что более я этого слова не встречал. (27)Думаю, что почти у каждого, кто обращает внимание на язык, найдутся претензии к сегодняшнему его состоянию, может быть, похожие, может быть, какие-то другие (вкусы ведь у нас у всех разные, в том числе и языковые). (28)Я, в принципе, не против сленга (и других жаргонов). (29)Я просто хочу понимать, где граница между ним и литературным языком. (30)Я, в принципе, не против заимствований, я только хочу, чтобы русский язык успевал их осваивать; я хочу знать, где в этих словах ставить ударение и как их правильно писать. (31)Я, в принципе, не против языковой свободы: она, (конечно, в разумных пределах) способствует творчеству и делает речь более выразительной. (32)Но мне не нравится языковой хаос (который вообще-то является её обратной стороной), когда уже не понимаешь, игра его или безграмотность, выразительность или грубость. * Максим Анисимович Кронгауз (род. в 1958 г.) — доктор филологических наук, автор научных монографий и многочисленных публикаций в периодических и интернет изданиях.
Каков предел развития языка в условиях стремительных изменений современного мира? Эта проблема становится особенно актуальной в свете наблюдений Максима Анисимовича Кронгауза, доктора филологических наук, который в своём тексте отмечает неизбежность изменения языка, а также возникающий при этом языковой хаос. Автор убежден, что язык должен меняться вместе с миром, однако важна грамотная адаптация новых заимствований, чтобы сохранить понятность и выразительность речи.
Кронгауз с иронией описывает, как новые слова, такие как «стритрейсеры», «трендсеттеры» и «дауншифтеры», стремительно входят в повседневный лексикон, вызывая раздражение из-за их незавершённости и неправильного усвоения. Он приводит пример: «Позавчера я споткнулся на стритрейсерах, вчера — на трендсеттерах, сегодня — на дауншифтерах», что иллюстрирует постоянное накопление незнакомых заимствований. В дополнение к этому, автор приводит второй яркий пример — разнообразие вариантов написания и произношения слова, означающего специалиста по недвижимости, что только усугубляет проблему восприятия языка.
Эти два примера связаны посредством логического понятия подтверждения, так как первый пример демонстрирует масштаб и системность проблемы, а второй — её конкретные проявления в виде множественности форм одного понятия. Таким образом, оба примера вместе подтверждают мысль о необходимости грамотно осваивать новые слова, сохраняя баланс между языковой свободой и нормами литературного языка.
Лично я разделяю позицию автора. Я считаю, что язык, как и живой организм, должен развиваться, однако именно его ясность и понятность делает возможным эффективное общение. В качестве аргумента из русской литературы можно привести произведение Фёдора Михайловича Достоевского «Преступление и наказание». Герои романа, Родион Раскольников и Соня Мармеладова, используют богатый и чёткий литературный язык, который позволяет глубоко передать их внутренний мир. Этот пример подтверждает необходимость сохранения чистоты и выразительности языка даже в условиях его изменений.