Исходный текст
Мы прожили несколько дней на кордоне, ловили рыбу на Шуе, охотились на озере Орса, где было всего несколько сантиметров чистой воды, а под ней лежал бездонный вязкий ил. Убитых уток, если они падали в воду, нельзя было достать никаким способом. Но больше всего времени мы проводили на Пре. Я много видел живописных и глухих мест в России, но вряд ли когда-нибудь увижу реку более девственную и таинственную, чем Пра. Сосновые сухие леса на её берегах перемешивались с вековыми дубовыми рощами, с зарослями ивы, ольхи и осины. Корабельные сосны, поваленные ветром, лежали, как медные литые мосты, над ее коричневой, но совершенно прозрачной водой. С этих сосен мы удили упористых язей. Перемытые речной водой и перевеянные ветром песчаные косы поросли мать-и-мачехой и цветами. За все время мы не видали на этих белых песках ни одного человеческого следа – только следы волков, лосей и птиц. Река шла причудливыми изгибами. Её глухие затоны терялись в сумраке прогретых лесов. Над бегучей водой беспрерывно перелетали с берега на берег сверкающие сизоворонки и стрекозы, а в вышине парили огромные ястребы. Всё доцветало вокруг. Миллионы листьев, стеблей, веток и венчиков преграждали дорогу на каждом шагу, и мы терялись перед этим натиском растительности, останавливались и дышали до боли в легких терпким воздухом столетней сосны. Под деревьями лежали слои сухих шишек. В них нога тонула по косточку. Но удивительнее всего в этих местах был воздух. В нём была полная и совершенная чистота. Эта чистота придавала особую резкость, даже блеск всему, что было окружено этим воздухом. Каждая сухая ветка сосны была видна среди темной хвои очень далеко. Она была как бы выкована из заржавленного железа. Далеко было видно каждую нитку паутины, зелёную шишку в вышине, стебель травы. А среди дня и река и леса играли множеством солнечных пятен – золотых, синих, зеленых и радужных. Потоки света то меркли, то разгорались и превращали заросли в живой, шевелящийся мир листвы. Глаз отдыхал от созерцания могучего и разнообразного зелёного цвета. Лесные запахи набегали волнами. Подчас трудно было определить эти запахи. В них смешивалось всё: дыхание можжевельника, вереска, воды, брусники, гнилых пней, грибов, кувшинок, а может быть, и самого неба… Оно было таким глубоким и чистым, что невольно верилось, будто эти воздушные океаны тоже приносят свой запах – озона и ветра, добежавшего сюда от берегов тёплых морей. Очень трудно подчас передать свои ощущения. Но, пожалуй, вернее всего можно назвать то состояние, которое испытывали все мы, чувством преклонения перед не поддающейся никаким описаниям прелестью родной стороны. Тургенев говорил о волшебном русском языке. Но он не сказал о том, что волшебство языка родилось из этой волшебной природы и удивительных свойств человека. А человек был удивителен и в малом и в большом: прост, ясен и доброжелателен. Прост в труде, ясен в своих размышлениях, доброжелателен в отношении к людям. Да не только к людям, а и к каждому доброму зверю, к каждому дереву. *Константин Георгиевич Паустовский (1892–1968) – известный русский прозаик, автор повестей, рассказов и очерков.
Какая сила природы способна вызвать в человеке чувство волшебства и трепета? В тексте Константин Георгиевич Паустовский описывает своё непередаваемое восприятие родной природы, где каждый элемент окружения наполнен таинственной красотой и жизненной силой. Автор рассказывает о прожитых днях на кордоне, рыбалке на Шуе, охоте на озере Орса, но главным образом его душу покоряет река Пра. Паустовский утверждает, что истинная прелесть родной стороны кроется в её первозданности и волшебстве, а природа способна заставить человека затаить дыхание перед её совершенством.
Позиция автора складывается в том, что нет ничего более вдохновляющего, чем наблюдение за девственной природой, где каждая деталь – от прозрачной воды до чистейшего воздуха – становится источником глубоких переживаний. Первый пример иллюстрирует это: автор пишет, что "Я много видел живописных и глухих мест в России, но вряд ли когда-нибудь увижу реку более девственную и таинственную, чем Пра." Здесь река предстает как символ нетронутой природы, пробуждающий восторг и уважение к родной земле. Второй пример – описание воздуха, в котором каждая мелкая деталь, будь то нитка паутины или зеленая шишка, становится видимой благодаря его совершенной чистоте. Это не просто описание визуального ряда, а глубокое ощущение гармонии, когда природа обнажает всю свою многогранность.
Эти два примера находятся в отношении дополнения, так как первый задает общий тон девственности пейзажа, а второй детально раскрывает чувственные аспекты его волшебства, взаимно подтверждая и усиливая образ уникального природного мира. Лично я полностью поддерживаю позицию автора, находя в первозданности природы источник вдохновения и внутренней гармонии. Подобное переживание навеяли мне произведения Л.Н. Толстого, где, например, князь Андрей Болконский, наблюдая за бескрайними просторами русских лугов, испытывал глубокое чувство умиротворения и духовного подъёма. Таким образом, волшебство родной природы становится и мостом между литературными образами, и реальным источником жизненной силы.