Исходный текст
(1)Когда-то, очень давно, на фронте, я любил рассматривать трофейное оружие. (2)Гладко отшлифованный металл офицерских «парабеллумов» отливал вороненой чернотой, рубчатая рукоятка как бы сама просилась в объятия ладони. (3)Спусковая скоба, тоже до щекоткой скользкости отполированная, требовала погладить ее, просунуть указательный палец к твердой упругости спускового крючка. (^Предохранительная кнопка легко сдвигалась, освобождая золотистые патроны к действию. (5)Во всем готовом к убийству механизме была чужая томящая красота, какая-то тупая сила призыва к власти над другим человеком, к угрозе и подавлению. (6)«Браунинги» и маленькие «вальтеры» поражали своей игрушечной миниатюрностью, никелем ствольных коробок, пленительным перламутром рукояток, изящными мушками над круглыми дульными выходами. (7)В этих пистолетах все было, удобно, аккуратно выточено, все сияло женственной нежностью, и была ласковая смертельная красота в легких и прохладных крошечных пульках. (8)И как гармонично сконструирован был немецкий «шмайссер», почти невесомый, совершенный по своей форме автомат. (9)Сколько человеческого таланта было вложено в его эстетическую стройность прямых линий и металлических изгибов, манящих покорностью и словно бы ждущих прикосновения к себе. (10)Тогда, более тридцати лет назад, я многого не понимал и думал: наше оружие грубее немецкого, и лишь подсознательно чувствовал некую противоестественность в утонченной красоте орудия смерти, оформленного как дорогая игрушка руками самих людей, смертных, недолговечных. (11)Теперь же, проходя по залам музеев, увешанных оружием всех времен — пищалями, саблями, кортиками, кинжалами, секирами, пистолетами, видя роскошную инкрустацию оружейных лож, бриллианты, вправленные в эфесы, золото, сверкающее в рукоятках мечей, я с тошнотным чувством сопротивления мучаю себя. (12)Почему люди, подверженные, как и все на Земле, ранней или поздней смерти, делали и делают оружие красивым, даже изящным, подобным предмету искусства? (13)Есть ли какой-нибудь смысл в том, что железная красота убивает самую высшую красоту творения — человеческую жизнь?
Почему же люди наделяют орудие смерти утонченной красотой? В рассказе автор вспоминает, как когда-то на фронте он любовался трофейным оружием, и уже тогда перед ним открывалась парадоксальная картина: смертоносный аппарат, обладающий изысканными деталями, напоминающими произведение искусства, оказывался способным убивать. Автор, описывая блеск отшлифованного металла офицерских «парабеллумов» и утонченную форму немецкого «шмайссера», поднимает проблему эстетизации предмета, который предназначен лишать жизни. Он иронически отмечает, что в оружии, выточенном с такой тщательной точностью, прослеживается не только инженерное мастерство, но и своеобразная «ласковая смертельная красота».
Позиция автора ясна: он считает, что художественная привлекательность оружия является противоестественным явлением, маскирующим его истинную суть – инструмент убийства. Так, в одном примере он описывает, как гладко отшлифованный металл и рукоятка, словно манящие объятия, вызывают желание прикоснуться, несмотря на всю жестокость их значения. Во втором примере автор в выразительной манере передает совершенство немецкого «шмайссера», где идеальные линии и металлические изгибы вызывают ощущение почти невесомой грации. Оба примера, посредством подробного описания эстетических качеств оружия, демонстрируют глубокое внутреннее противоречие между внешней привлекательностью и смертоносной силой. Это сопоставление подчеркивает аналогию: как утонченные детали в одной части текста так же усиливают обманчивую красоту, как и в другой части, выявляя общее свойство превращать орудие смерти в объект, похожий на дорогую игрушку.
Лично я разделяю мнение автора. Эстетизация оружия, по моему мнению, лишь усиливает моральное противоречие, скрывая его разрушительную функцию за маской красоты. Как ярко показано в романе Льва Толстого "Война и мир", князь Андрей Болконский, наблюдая за внешним великолепием военной атрибутики, приходит к пониманию, что истинная ценность заключается не в блеске оружия, а в высоких человеческих идеалах, сочувствии и моральном выборе. Таким образом, красота техники не может оправдать ее убийственную природу, а лишь подчеркивает трагичность иронии современной жизни.